«Анатэма»: Всё в мире хочет жизни

06.09.17 актеры театра им. Бестужева рассказали калининградским зрителям историю о земном и небесном, безусловной любви и смерти — «Анатэма».

Такие произведения, как  «Анатэма», в силу своей неоднозначности не могут вызывать одинаковую реакцию зрителя, в них слишком много заложено, каждый видит что-то свое. Любители хорроров могут найти в нем отсылки к «Птицам» Альфреда Хичкока или «Звонку» Гора Вербински; почитатели Вахтангова — его психологически глубокий, зрелищный «фантастический реализм», синтетический театр, для которого моделью послужила в том числе и комедия дель арте; фанаты видеороликов — емкие, яркие образы, доносящие в сжатом виде закодированные послания; люди, внимательно читавшие Библию — обращение к одной из ведущих тем книги, предательству Сатаны и спору, возникшему между ним и Создателем сразу после этого.

Впрочем, библейская линия видится намного шире: здесь и искушение праведника материальными благами, властью и славой, подстрекательство к новому мятежу (захочет ли, посмеет ли возлюбленный человеческий сын из сострадания к ближнему стать равным Богу?); и отсылка к Мессии, пришедшему на землю, чтобы избавить людей от греха, болезней и смерти — достойны ли люди (гордые, алчные, ненасытные) этой жертвы, является ли она для них тем самым желанным и необходимым благом?; и демонстративная попытка Сатаны исказить правду и переложить ответственность за мученическую смерть главного героя, Давида, на Бога.

От библейского «ствола» вырастают психологические и этические «веточки»-вопросы: имеют ли право родители жертвовать счастьем и жизнью детей ради общечеловеческого блага; будет ли добром удовлетворение материальных и физических потребностей людей — как замена деятельности, являющейся смыслом существования; имеет ли право человек, от душевной щедрости или переоценки своих сил взваливший на себя однажды груз ответственности за других, сбросить его? И еще много вопросов — все мы разные.

Если попытаться обобщить сюжет, то (грубо, примитивно) он будет следующим:

Анатэма (Сатана, Дьявол) предлагает старому еврею (собирательный образ всех праведников, живших на земле), некое благо. В этом видится хитрость: если Давид захочет им воспользоваться, он из-за жадности навлечет на себя гнев Бога, если начнет раздавать, то потеряет любовь и одобрение родных и, как ни странно, расположение и уважение тех, кого захочет облагодетельствовать. По большому счету, Анатэма ставит опыт, имеющий целью доказать: ни один человек, живущий на земле, не сможет остаться непорочным; так или иначе всегда будут находиться обиженные, недовольные, страдающие. И виноват во всем этом, разумеется, Бог, который скрывает от своих творений Истину. «Освети путь дьяволу и человеку, — обращается Анатэма к Творцу. — Все в мире хочет добра — и не знает, где найти его, все в мире хочет жизни — и встречает только смерть. Назови имя добра, назови имя вечной жизни! Я жду».

Время на сцене течет нелинейно, события повторяются, смешиваются, происходят параллельно друг другу, в разных реальностях, с разным эмоциональным окрасом и смысловыми акцентами. Умирают дети (сначала сын Сонки, затем сын и дочь Давида), рассеивается, как дым, растраченное на других благо, меняется и сам Давид — на его место приходят три других человека, а испытание милосердием, самоотречением и духовностью продолжается. И здесь вспоминаются события из библейской книги Иов. Но только герой Ветхого Завета остается жить «исполненный днями», благословленный богатством, детьми, любовью окружающих, а Давида убивают. И все-таки в этом видится счастливый конец, потому что в спорном вопросе, поднятом Анатэмой, старый еврей занимает сторону Бога, не прельстившись на его роль.

Темы судьбы, жертвенности, избранности, поиска Бога и Истины, противопоставления человеческого и небесного часто обыгрываются в мировом кинематорафе. Не потому ли сюжет видится еще и наложением различных режиссерских взглядов? Стирается грань между героем и антигероем, и зритель вынужден выбирать — чья точка зрения ему ближе.

С первых секунд происходящее на сцене завораживает. Публика затягивается в водоворот раз за разом повторяющихся однотипных фрагментов, варьирующихся в пределах отдельно взятых образных рядов, и вовлекается в некую матрицу, являющуюся подменой рационального мира. Кажется, что сюжет не имеет развития, отсутствует привычный ритм, непонятно, во что все это выльется. Но рано или поздно сознание становится более восприимчивым и происходит «интертекстуальное» взаимодействие между автором пьесы, режиссером и зрителями.

Декорации весьма условны, но каждая несет четкую смысловую нагрузку, каждая обыгрывается тонко и уместно, создавая необходимую для толкования мизансцены атмосферу. В целом актеры играют довольно слаженно, стараясь добиться максимальной искренности. Некоторым, правда, иногда не хватает легкости — сбиваются с текста, звучат фальшиво, выпадают из общего энергетического поля.
В некоторых местах (особенно в первом действии) монологи звучат невнятно — звук то пропадает, то оглушает, прекрасно подобранное музыкальное оформление перекрывает речь. Это отвлекает, мешает полностью сосредоточиться на постановке.

Но несмотря на это, спектакль звучит мощно, заставляет находить аналогии, ставить перед собой вопросы, размышлять и чувствовать. Разве это не успех?

Текст - В. Берг
Фото - с сайта Русского драматического театра им. Н. А. Бестужева

См. также

Культура
Рецензии
Калининградский областной драматический театр
Театральная афиша Калининграда