Были времена

* * * * *
В ноябре 1984 года я, будучи призванным в ряды Вооруженных Сил СССР, прибыл ж/д транспортом в город Запорожье для прохождения действительной военной службы. Прибыл поздней ночью, с целой толпой таких же, как сам, бухих и слегка перепуганных, а потому не в меру борзых юнцов. Прямо с поезда нас перегрузили в тентованные «Уралы» и доставили в гарнизон «Мокрый», в/ч 06788, или ШМАС — школа младших авиационных специалистов. Тут сопровождавший нашу команду майор (их называли «покупателями») построил нас в две шеренги, кратко сообщил, что «добро пожаловать в Военно-Воздушные Силы», «ваши сверстники выполняют интернациональный долг в Афганистане, а вам очень повезло», тем не менее, «враг не дремлет» и поэтому «не посрамите», после чего вверил наши судьбы сержанту по фамилии Гильденбрандт и по виду истинному арийцу, здоровому и белокурому, как бестия. Сержант Гильденбрандт перестроил нас в колонну по три и привел в клуб, в котором нам предстояло скоротать ночь на расстеленных вдоль стен матрасах.
Утром, гонимый природой и слегка мучимый похмельем, я вылез на крыльцо в надежде обнаружить заветное строение с литерой «М». Однако вместо него моему слегка замутненному взору открылась аккуратно подметенная аллея, по которой бодро шагал... негр. Да, настоящий негр, в форме ефрейтора советских ВВС, со штык-ножом на ремне и красной повязкой «Дежурный по штабу» на рукаве. Блестя зубами, белками и подшивой на хэбэ.
Протирание глаз ничего не дало. Негритянское привидение приблизилось и с кавказским акцентом вопросило:
— Зёма, курит эст, да?
— Ээээ... не курю...
Привидение, разочарованно цокнув языком, удалилось. Постояв еще немного, я подобрал оброненную челюсть, вставил ее на место и вспомнил, зачем выходил.
Позже выяснилось, что негр был родом из Баку, его мама была азербайджанкой, а папа — студентом из Камеруна, женившимся и оставшимся жить в Союзе. Негра звали Артур, парень он был неплохой, юморист, спортсмен и большой любитель пожрать.
С тех пор прошло 30 лет. Интернет — великая сила.

* * * * *
По случаю шума вокруг обожженного танкиста-бурята вспомнилась одна история, в которой тоже фигурирует российская бронетехника.
В 1994 году наш полк расформировали (много тогда полков расформировывали). Технику мы передавали другому, пока не расформированному, гвардейскому краснознаменному целой кучи орденов полку, выведенному из Западной группы войск (много их тогда выводили) в поселок Струги Красные Пскопской губернии. Помните: «Струги Красные — места прекрасные, есть там речка Курея, больше нету ничего». Так вот. Приехали приемщики, приняли наши самоходки с КШМками, погрузили на эшелон, отправили, ну и, согласно уставу, сели мы с ними вечером в канцелярии подписать акты приема-передачи. Актов у нас был полный дипломат, закуски хватало, гитару не забыли, и где-то после третьего-четвертого подписанного экземпляра, между песнями Розенбаума и Шевчука, приемщики и поведали эту историю.
Получает, значит, солдатик из их полка письмо от своей девушки со стандартной формулировкой «извини-выхожу-замуж». Солдатик, понятное дело, расстраивается, рвет письмо в мелкие клочья, выбрасывает в урну и в отчаянии идет куда глаза глядят. Точнее, куда ноги несут, потому что глаза ему застили горе, обида и гнев. А ноги несут солдатика по привычному маршруту, то есть в парк боевых машин, где на открытой стоянке стоит закрепленный за ним МТЛБ, заправленный и полностью готовый к выходу. Солдатик прыгает в люк, заводит своего верного железного коня, высаживает тыльные ворота парка и вырывается на оперативный простор, держа направление на восток и не заморачиваясь на автобаны. По пути, конечно, пугает немецких бюргеров, только-только пересевших из трабантов в мерседесы, сносит аккуратные немецкие заборы и давит аккуратные немецкие посевы. Возмущенные бюргеры сообщают в полицию, полиция начинает преследовать взбесившуюся маталыгу, пытается ее остановить, орет «Halt!» в матюгальник и даже открывает по ней огонь из пистолетиков, наверняка остро сожалея об отсутствии панцерфаустов. В конце концов полиция поднимает в воздух вертолет, куда (согласно источникам, за что купил, за то продаю) каким-то образом умудряется влезть съемочная группа одного немецкого телеканала для домохозяек. И вот, значит, ведомый психанувшим солдатиком МТЛБ несется по германским полям и долам, над ним висит полицейский вертолет, с борта вертолета ведется прямой репортаж, домохозяйки смотрят и переживают, аудитория стремительно растет, телефоны в редакции звонят, всем хорошо.
Наконец в МТЛБ заканчивается соляра, движок глохнет, полиция вяжет солдатика и после всех формальностей передает его российской военной прокуратуре. А ушлая немецкая ведущая (ее звездный час!) в момент передачи успевает сунуть солдатику микрофон с вопросом «ты чего, воин?», выслушать ответ про «эту-суку-и-бл@дь» и перевести его своей аудитории.
Аудитория — напомним, это немецкие домохозяйки, добропорядочные (прекратить смех!) бюргерши — предательство солдатской невесты воспринимает чрезвычайно остро. Это ж страсти-то какие, а как он ее любил, совсем голову потерял, вон сколько носился на панцере своем, его ж теперь в тюрьму посадят, бедного, ах она Schlampe. Возмущению немецких домохозяек нет предела, как и состраданию — быстренько организуется фонд помощи, открывается счет, на счет начинают поступать деньги, новости о солдатике не сходят с экрана которую неделю, телефоны редакции раскалены, редакция потирает руки, ведущая купается в лучах славы. Солдатик в это время сидит на гарнизонной губе под следствием и не подозревает о своей всегерманской популярности.
Командование ЗГВ меж тем, не долго думая, приняло традиционное решение — солдатика подвергли психиатрической экспертизе, признали невменяемым и комиссовали напрочь. Нанесенный им ущерб в виде разрушенных заборов и загубленных посевов возмещен немецкими домохозяйками, после чего на счету осталась вполне себе приличная сумма в несколько сот тыщ дойчмарок, и распорядиться ею может только сам солдатик. Что он вскоре и делает, вернувшись в Германию гражданским лицом, а выведенный в Струги Красные командир полка не раз вслух жалеет, что сам не угнал этот долбанный МТЛБ.
Все-таки немецкие домохозяйки зинд зер гут, какими бы там их там не показывали в немецких фильмах. По слухам, солдатик в Германии недолго оставался безутешным.
Да, МТЛБ, кто не знает — многоцелевой тягач легко бронированный.

Врешь поди. Но складно )))

Да-а-а!!!! Чего только на белом свете не случается....

* * * * *
Сегодня хочу написать об одной нехитрой и в то же время незаменимой артиллерийской штуковине, которая называется досыльник. Такой метровый деревянный дрын с калабахой на конце (см. фото), которым снаряд загоняют в зарядную камору. Снаряд должен туда загоняться энергично, до врезания ведущего пояска в нарезы, иначе при выстреле вылетит так называемая «свинья», которую хорошо слышно в полете и которая обычно падает куда попало, часто на головы своим.
Номер расчета, который подносит снаряд к орудию, называется «снарядный» (без изысков, да), тот, который следом тащит гильзу с укомплектованным зарядом — «зарядный», а тот, который загоняет снаряд и гильзу в зарядную камору, по старинке называется «замковый». Чтобы вам было понятнее, что значит «энергично», представьте, каково затолкать в камору снаряд весом 43,56 кг при угле возвышения ствола 70 градусов. Представили? Во-во. Это при чистом стволе, а если артподготовка и сотня-другая выстрелов за полчаса-час, пыль, грязь и нагар? Отож.
Но мы сейчас не об этом, а о досыльнике. Дело в том, что его так почти никогда не называют. Обычно его называют «замполит». Надо ли объяснять, почему? Да, будучи курсантом, я тоже не раз огребал этой штукой по каске и ниже спины от почтенных седовласых подполковников и полковников. Никакого неуставняка, боевая учеба.
И вот однажды прекрасным весенним призывом в мою батарею (152-мм гаубиц 2А65 «Мста») прибыло молодое пополнение, да не простое, а из Средней Азии, молодцы, как на подбор — полтора метра ростом, весом примерно с упомянутый снаряд, с гражданской специальностью «чабан» и нулевым знанием русского языка в подавляющем большинстве. Подавляющее большинство — это все, кроме одного, который на гражданке работал ассистентом режиссера на киностудии «Туркменфильм» и на первых порах служил переводчиком. Кое-кто из этого славного воинства впервые в жизни увидел писсуар в туалете и простыни на койке.
Молодое пополнение прошло курс молодого бойца, приняло присягу и влилось в подразделение, в котором было еще полдесятка русских, двое или трое украинцев, четверо литовцев, один татарин, один узбек и три азербайджанца. А уже в сентябре батарея вышла на Правдинский полигон на тактические учения с боевой стрельбой.
Утром, по пути на командно-наблюдательный пункт командир полка по своей традиции заехал проверить огневые. За ним, брезгливо обходя лужи — замполит с неизменной папочкой под мышкой.
— Товарищ полковник, огневая позиция седьмой батареи, орудия наведены в цель сто первую. Старший офицер батареи лейтенант Правильный.
— Доброе утро. Карту.
Протягиваю карту с нанесенной обстановкой.
— Вижу. Запись стрельбы СОБа*? Так. Карточку топогеодезической привязки? Ага. Схема НОиСО**? Хорошо. Пойдем к орудиям.
Идем к основному орудию*** (командир — младший сержант Шахбазов, наводчик — рядовой Курбанов, номера расчета — рядовые Керимгулыев, Оманмухамедов, Сапармурадов).
Замполит — за нами, с чрезвычайно умным выражением лица. В артиллерии он понимает чуть меньше, чем ничего.
Командир (указывая пальцем):
— Что это?
Рядовой Керимгулыев:
— Калыматар (коллиматор).
— А это?
Керимгулыев:
— Асвэщеный луч (комплект освещения "Луч").
— Это?
— Килюч установка врыватал (ключ установки взрывателя).
Командир:
— Молодец. А это? (указывает пальцем на лежащий на станине досыльник)
Керимгулыев:
— ЗАМПАЛЫТ!
Лицо замполита приобретает непередаваемое выражение.
Командир:
— Хм. В принципе, верно.
Командир тоже не любил политребят. Да и кто их любил?
А мои туркмены были отличные солдаты, между прочим. Я вам еще о них напишу.
Кстати, «Мста» уже имела механизмы досылания, взводимые выстрелом, одной из деталей которых был «клоц». Но что-то в их работе моим туркменам не нравилось, и они предпочитали досыльник.
________________________________________________________________________
* Старший офицер батареи.
** Схема непосредственного охранения и самообороны.
*** Орудие, которым ведется пристрелка. В 4-орудийной батарее — второе, в 6-орудийной — третье, в 8-орудийной — четвертое.

Вьетнам
На всякий случай предупредив, что эта история выдумана мной от начала и до конца, скажу, что «Вьетнам» в данном случае — не страна, а позывной. Вы сейчас все читаете сводки из дээнэров и элэнэров и в курсе за позывные, но в мои суровые времена страйкбола еще не было, и позывной присваивался не всем подряд и кому попало, вплоть до автомойщиков, а только должностным лицам, включенным в таблицу позывных и тыды, не стану тут цитировать боевой устав. Чтобы легче запоминалось, позывным обычно становилась кликуха, тут наш опыт дээнэры и элэнэры переняли, зачастую вместе с его носителями.
Так вот, позывной «Вьетнам» принадлежал некоему капитан-лейтенанту, выпускнику киевского морполита* и замполиту подводной лодки, приписанной к ЛенВМБ**. В сей исторический период (начало 1995 года) его лодка была пущена на иголки, а сам он находился в распоряжении командующего, то есть на голом окладе без надбавок и старшим куда пошлют. Вот его и послали в нашу бригаду, старшим команды матросиков, предназначенных для укомплектования отдельного батальона морской пехоты. Который готовился восстанавливать конституционный бардак сами знаете где. В задачу Вьетнама входило доставить матросиков в Балтийск, сбагрить их нам и отбыть обратно, но. Времена были полны романтики, болтаться за штатом было скучно, личностью Вьетнам был творческой, накануне как раз развелся с женой, короче, он позвонил куда надо, договорился, получил «добро» и остался в батальоне заместителем командира второй роты морской пехоты по работе с личным составом (кажется, так тогда обзывали замполитов, а его рота вошла в историю бригады как «питерская»). И с пылом йуного рекрута и настоящего комиссара окунулся в боевую учебу. Все эти мужские игрища с автоматиками, пулеметиками и гранатометиками, помноженные на тактические извращения на Хмелевке, приводили его в неописуенный мальчишеский восторг (а чего еще ждать от заключенного в тесный бидон моремана?). Днями он стрелял, метал, прыгал, перебегал, переползал, командовал, обходил, занимал, штурмовал, резал, колол и бил, вечерами воспитывал личный состав и писал конспекты, ночами штудировал наставления, руководства и инструкции. По прибытии в мятежную республику пытался все организовать, возглавить и быть впереди, на линии огня. С линией огня поначалу не заладилось, так как батальон неделю тусовался во втором эшелоне, но Вьетнам продолжал настойчиво везде и повсюду ее (линию огня) искать, и за ней, конечно, не заржавело. Во время Агиштинской операции (эти места получили печальную всероссийскую известность позднее, когда там погибла 6 рота Псковской дивизии ВДВ) Вьетнам воевал вполне героически и даже был ранен разрывом 82-мм мины, пусть и в жопу, зато по-честному — с кровью, матом и извлечением осколков без наркоза. Как и полагается боевому (без всяких кавычек) замполиту, Вьетнам категорически отказался от госпитализации (и полагающейся при этом выплате 25 минимальных окладов) и остался в роте, продолжая искать приключения на пострадавшую часть организма. Дни и ночи напролет он проводил в выходах, рейдах и на позициях, высматривая и выцеливая супостата, мечтая его победить и привлекая к этому всех, кто имел несчастье находиться в радиоэфире, особенно штаб батальона и минометную батарею. И первые, и вторые над Вьетнамом незлобно посмеивались, но иногда мечтали ранить его повторно в то же самое место. Однако расплата пришла с другой стороны. Товарищам офицерам, отдыхавшим на кавказских курортах и выходившим в своем звании половину срока и более, в качестве поощрения (была такая статья в Дисциплинарном уставе) массово присваивались звания на ступень выше занимаемой должности. И потомственному (во втором поколении) морскому офицеру, замполиту подводной лодки со штурманским дипломом, в обстановке всеобщего бардака (морпех же? ну да, в бригаде — значит, морпех) приказом главкома вместо «капитан третьего ранга» присвоили очередное воинское звание «гвардии майор».
Его крик заглушал Терек (с): «Меняаааа!!! Корабельного!!! Офицераааа!!! В сапогииии!!! Пидаррррасы штабныыыые, блиаааать!!!»
Не знаю, чем кончилась эта история, тем более, что она выдуманная. Он был отличный мужик и настоящий офицер, Вьетнам. Надеюсь, жив-здоров, и когда он это прочтет, поржем вместе.

* Киевское высшее военно-морское политическое училище
** Ленинградская военно-морская база

Июнь 95-го. Ночь, темно, моросит мелкий, совсем калининградский дождь, вдалеке полыхает и размеренно бухает — это по ущелью работает «Град». Холодно, сыро, хочется жрать. Сидим в окопе на укупорке, курим в кулак.
— Саня, ты где хотел бы жить?
— В смысле?
— Ну, в каком месте земного шара.
— Бл@дь, нашел что спросить.
— Ну все-таки.
— Х@й знает. Не здесь, точно. А ты?
Пауза, затяжка, дым через нос.
— На Галапагосских островах.
— Херасе. Почему там?
Снова пауза, затяжка, дым через нос.
— Там нет дятлов.

Извините, буду бросать ссылки.

406-й блок-пост
Лето 1995 года. 406-й блок-пост — это минометная батарея второго батальона 106 сводного полка морской пехоты, оседлавшая высоту 852,4 в трех километрах к западу от населенного пункта Агишты и в семи километрах северо-восточнее населенного пункта Улус-Керт. Эти места станут известны всей стране через пять лет, когда там погибнет 6 рота Псковской дивизии ВДВ, а пока что о них не знает никто или почти никто.
Атака в лоб на Агишты не удалась. Северяне и тихоокеанцы продвинулись вглубь ущелья на 2-3 километра, потеряв 11 человек двухсотыми, и закрепились, а наш батальон был брошен в обход, со стороны Дуба-Юрта, для флангового удара. На закате мы выдвинулись в горы с задачей к утру достичь северо-западной окраины Агишты, и шли всю ночь, оставляя на вершинах блок-посты. Но затем, как это часто бывает на войне, кое-что пошло не так.
Мы сидим в горах третьи сутки. Нас пытаются выбить, но безуспешно. Мы злы. Мы прошли по горам полтора десятка километров с минометными вьюками на горбу. От минометов здесь толку ноль — кроны деревьев смыкаются над головой. В батальоне потери. Пятерых потеряли в первый день при отходе от Сельментаузена, куда забрели, сбившись с маршрута. Ночью соседний блок-пост накрыли из «Василька» — семь двухсотых, двадцать два трехсотых. Еще бы, целая рота на пятачке размером с волейбольную площадку.
В нашей батарее пока все целы, не считая моряка, сломавшего ногу на марше, и сержанта, сжегшего ягодицу щелочью из аккумулятора «Луча»*. У нас нет жратвы, кончилось курево и боеприпасов в обрез. У нас нет, бл@дь, ни одного ночного прицела, сели батареи в ночных биноклях, и ночью мы стреляем одиночными вслепую на хруст веток. Нам не отвечают — у них тоже нет ночных прицелов и на исходе патроны.
На других блок-постах нет воды, и там собирают по утрам росу. Нам повезло, у нас вода есть — покрытая зеленой тиной лужа, в которой живет лягушка и целая туча головастиков. Воду можно набрать в котелок, бросить туда, выудив головастиков, таблетку пантоцида, дать отстояться и аккуратно перелить во флягу. Лягушка до победы не дожила — ее съели прибившиеся к нам на второй день разведчики из 7 ВДД.
Мы слушаем эфир. Противник к исходу вторых суток выдохся, вместо него возникла целая куча штабных героев, возжелавших порулить войсками и наградить себя орденом. Требуют доложить обстановку. Идите нахер вместе с ней.
Броня, идущая нам на выручку, застряла — заглохла одна коробочка, перекрыв дорогу остальным. Пока ее пытаются сдернуть, за трехсотыми приходит вертушка. Пилот просит обозначить себя ракетами, обозначаем, он собирается заходить на посадку, но его заворачивают обратно. Какой-то умник с большими звездами вспомнил, что Ми-восьмому для посадки нужна площадка 50 на 50 метров. Летун возражает, что ему достаточно зацепиться одним колесом: «Я в Афгане и не на такие з@лупы садился!» — но добро ему не дают. Двое тяжелых трехсотых тем временем становятся двухсотыми.
На батальонной частоте неожиданно появляется дух, истошно вызывающий какого-то Аслана, и эфир взрывается серией пожеланий и ему, и Аслану. «Все, все, ухожу», — отвечает дух, и... уходит. Тут все @бнулись, похоже.

* — комплект освещения минометного прицела.