На вопросы корреспондента портала "Выходной" отвечает артист театра и кино, дипломант конкурса "Весна романса" и лауреат конкурса актерской песни в Санкт-Петербурге Олег Яковенко.
Олег, расскажите, пожалуйста, почему вы решили переехать в Калининград.
В Калининград мы приехали два с половиной года назад, в феврале. А до того я был здесь в августе и как-то зашел в театр. Мне удалось поговорить с художественным руководителем, Михаилом Анатольевичем Андреевым. Тогда у меня была мысль — может быть, перебраться в Калининград? Дело в том, что я родился в Калининградской области, но практически никогда здесь не жил. Мой отец был военным, мы много переезжали. Закончил театральную академию в Санкт-Петербурге, начал работать, затем переехал в Москву, прожил там практически 11 лет, и в Калининграде оказывался только летом, приезжая к родным. Москва очень суетный город, эта суета мне не очень нравилась, тем более, мы с женой ожидали ребенка, и хотелось что-то поменять в жизни.
Ну я и зашел на разведку в театр, у нас с Андреевым состоялась длительная беседа, затем, спустя какое-то время, зимой, мы с ним созвонились, и он сделал мне предложение: «Олег, если ты срочно решишь переехать, то мы ждем, с тем чтобы попробовать тебя в спектакле «Мастер и Маргарита» на роль Мастера». А за три дня до этого разговора у меня родилась дочь, много всего сошлось, и я считаю это совпадение, наверное, провидением (смеется). Единственное, мне было тяжело расставаться с ролями, их надо было срочно передать. Но через месяц мы переехали.
Но почему, ведь в Москве больше возможностей?
Вы знаете, на самом деле это была такая авантюра и испытание. Когда я уехал, не проходило, наверное, недели, чтобы не раздался звонок и меня не пригласили на съемки. Но в Москве очень тяжело постоянно сниматься, поскольку я был задействован в среднем в 20 спектаклях в месяц, возникла дилемма — либо я ухожу из театра и начинаю сниматься, либо остаюсь в театре и не снимаюсь. Мне не хотелось бросать театр и я выбрал меньшую суету. Кроме того, я думал, что смогу много времени уделять дочери, первые три года самые сложные. Не тут-то было, меня сразу же плотно заняли в репертуаре, и за все это время мне удалось съездить на съемки всего два раза: когда театр уезжал в поездку по Польше, а мне не успели сделать загранпаспорт, и еще как-то раз зимой, во время каникул. Все остальное время приходилось отказываться. Но я не жалею об этом, потому что в Калининграде за два с половиной года я сыграл более одиннадцати ролей. В Москве немножко другая система: там, как бы плотно ты не был занят, одна-две премьеры в год считается очень хорошо. А здесь их практически шесть, это серьезный тренинг.
Скажите, почему вы решили посвятить свою жизнь театру?
Все детство я мечтал пойти по стопам отца. Жил в гарнизоне, среди летчиков, и сам хотел стать летчиком. Знакомство с профессиональным театром состоялось уже в последнем классе, и я влюбился в него. Но мысль о театральном училище я от себя гнал, она мне казалась нереальной, и родители все время говорили — ты не поступишь, там конкурсы бешеные и т. д. Пошел в авиационное училище, но не ожидал, что там все настолько будет связано с точными науками. Составлял в местном клубе какие-то сценарии, пел на каких-то вечерах, был солистом в ансамбле, потом даже начал писать от тоски. Я тут смотрел старые свои записи и нашел давнее стихотворение:
Я листаю... себя в полустертом блокноте -
Эхом голос доносится издалека.
Даже музыку слышу в том детском полете -
Только дальше и дальше его берега,
Только глубже и глубже, в другое столетье -
Ни на миг не задержится жизни река.
Но живу я со всеми на этой планете,
Правда, прячусь от всех иногда в облака...
В облака, где дышу я легко и свободно -
И проносится мимо крутая река.
Там нет «темок» и «ритмов» навязчиво-модных,
Тем, к каким не успел я привыкнуть пока.
И уже не привыкну - я в этом уверен.
Поплотнее укройте меня, облака!
Лишь мелодии детства останусь я верен,
Что и вам полюбилась бы наверняка.
Но ее не сыграть никаким инструментом,
Ведь для слуха она так неявно-тонка,
И не выслать кому-то почтовым конвертом -
Для конверта мелодия та велика...
А пока я читаю записки в блокноте,
Временами грущу, по ночам вижу сны -
В них летаю на белом своем самолете
В город детства «за полчаса до весны».
В этом стихотворении отражено то юношеское состояние, когда я стремился спрятаться-укрыться в какие-то облака. Может быть, я в них и видел Театр.
И я потом понял, что зря теряю время. Учиться мне было не очень тяжело, но я понял, что занимаюсь не тем. Родители были против, но я все равно ушел, был уверен, что поступлю.
И куда вы поступили?
В питерскую академию театральных искусств. Когда мама на выпускных спектаклях увидела меня, сказала: «Я просидела, зажав кулаки, и разжала их, только когда спектакль закончился. Иногда даже забывала, что это мой сын играет». Только потом, приезжая в Москву на спектакли, она осознала, что я был прав.
А папа?
Так получилось, что папа так и не попал на мои спектакли.
Можете вспомнить свои чувства, когда вы впервые вышли на сцену в своем первом спектакле?
Все годы учебы и первые годы работы в театре мне приходилось очень сильно себя преодолевать, потому что я был очень застенчивым. Волновался сильно. Но потом, вступая, заговаривая с партнерами, я испытывал радость, потому что переставал на какое-то время быть собой, становился персонажем, которого исполнял. Есть такая штука, когда играешь по-настоящему интересную роль (их не так много, наверное, случалось) и видишь себя со стороны — и если ты ощущаешь,что и зритель в этот момент за тобой следит, прикован и ведется на игру, наступает чувство наивысшего наслаждения.
А как вы ощущаете этот контакт со зрителем?
На таком, энергетическом уровне, потому что когда фонари в лицо светят, ты не видишь ничего, есть просто черная дыра. Она и молчит по-особенному. Когда зрителя нет, ты чувствуешь, что зал пуст. А бывает, зритель молчит, а энергетика прет. И в этот момент ощущаешь, как из тебя что-то высасывается. Ты должен этому воспрепятствовать, как магнит однополярный, не плюс с минусом, а плюс с плюсом, отталкивая. Возникает энергетическая подушка со зрителем, но не всегда, конечно.
Расскажите, пожалуйста, о своих самых любимых ролях.
Давно, еще в Питере, у меня был интересный персонаж в итальянской пьесе «Аллилуйя, люди добрые». Мне тогда было 23 года, а исполнял я человека без возраста, взрослого, губернатора. Роль была прописана двумя-тремя фразами, но режиссер мне сказал: «Ты можешь говорить от себя любой текст, а я буду записывать на камеру и потом составим какие-то диалоги». И вот я мучительно чего-то искал, не получалось, и в итоге у меня родился нелепый такой персонаж, от лица которого я мог общаться с людьми часами. Режиссер говорил: «Видите, Яковенко вошел в роль, он теперь километрами может трепаться». Он отобрал все самое, как ему казалось, интересное, остроумное, и получилась пьеса в пьесе. И вот играя этого персонажа, я испытывал дикое наслаждение. Потом такого долго со мной не случалось.
Еще был персонаж, уже в Москве, господин Жак — из музыкальной пьесы Юлия Кима «Сказки Арденнского леса», написанной по комедии Шекспира «Как вам это понравится». Мне казалось, что в этой роли какие-то вещи я словно от себя говорил — настолько они совпадали с моим мировоззрением.
Были, конечно, и другие роли — здесь уже, в Калининграде. Роль Мастера в «Мастере и Маргарите» — очень многие вещи там созвучны моему мироощущению.
Для вас важно, чтобы мироощущение вашего героя совпадало с вашим?
Чем старше становлюсь, тем мне интереснее найти что-то, созвучное с собой. Если это не касается какого-то острокомедийного персонажа, фарса, там можно просто подурачиться, пошалить. А что касается такой, хорошей драмы, то хочется найти что-то от себя.
Что вас привлекает в роли Гаева? Давайте вообще немножечко поговорим о спектакле, которым драмтеатр открывает новый сезон.
Если смотреть на Гаева так, плоско, то он кажется бездейственным, спивающимся интеллигентом. На самом деле это глубокий человек, который чувствует больше, чем другие персонажи. «Вишневый сад» — очень современная пьеса, события, происходящие в ней в начале 20-го века, повторились в 90-х, и это понятно и близко.
Сколько людей в начале 90-х, интеллигентов, которые привыкли профессионально и честно исполнять свою работу, потерпели крах, когда сломалась система. Спивались, опускались, впадали в нищету. Можно их обвинять? С одной стороны, да — могли пойти на рынок шмотками торговать. И многие это делали, но через что им пришлось переступить?
И мне кажется, Гаев очень похож на этих людей, из 90-х. Он ведь человек с экономическим образованием — разве ему не могло прийти в голову, что можно так же распилить сад на участки, как это пришло в голову Лопахину? Но если бы это был просто вишневый сад — мне кажется, что это был символ России. Недаром в пьесе у Чехова даже сказано, что площадь, которую занимает вишневый сад, составляет тысячу десятин (1090 га — прим. ред.). То есть, если взять просто небольшой вишневый сад, то это как-то укладывается в голове, а если такая площадь, то видится вся Россия. Получается — а давайте мы все распилим и отдадим. Все, что было в 90-х. Я видел в Москве — огромная территория завода ЗИЛ, как целый город, была отдана на какие-то складские помещения. А потом завозили товары из Китая. И такое творилось в России кругом — распилили, раскидали. И что, Гаев этого не понимал, как экономист, не знал, как можно было управиться? Понимал, но предотвратить не мог, как и многие интеллигенты в 90-х. Поэтому сегодня так близки те вещи, которые он говорит. У него есть монолог о шкафе — но разве о шкафе в нем речь? Речь том же вишневом саде, о России, об истории, к которой нельзя прикасаться. Существуют какие-то неприкосновенные вещи, которые нельзя трогать — идите, стройте новое. Ведь не предложил Лопахин — давайте я вам помогу и возродим вишневый сад, он снова будет давать плоды, мы их будем отправлять в Москву, в Харьков, как отправляли раньше. Нет, он сказал — давайте все спилим и сделаем здесь дачи, грубо говоря, превратим в какой-то склад.
Многие воспринимают слова Гаева как пьяный бред слабого человека. Но его нельзя назвать вообще слабым, он слаб перед невежеством. Многие замечательные артисты в 90-х — 2000-х не смогли переступить через себя и пойти сниматься в низкопробных сериалах. И уход каждого такого человека воспринимается как уход эпохи. Не стало Папанова, Леонова — я не могу их представить в дешевых сериалах. Им бы тоже пришлось, наверное, переступать через какие-то финансовые соблазны и жить только театром.
Как вам удается вживаться в роль, если персонаж не очень вам близок?
В конечном итоге мы являемся адвокатами своей роли. Если персонаж поганец, то играть его подлую сущность не хочется, поэтому пытаешься его как-то оправдать, объяснить, почему он так поступает. Постепенно находишь какие-то зацепочки, из раза в раз, из раза в раз, на себя вроде как примеряешь. Откликаются какие-то твои струнки. В каждом человеке есть целая палитра чувств, только в одних больше синего, скажем, а в других — зеленого. Но менее используемая красочка нет-нет, да откликнется. Потом, не сразу. Потому что сразу, когда ты начинаешь любую роль репетировать, неизбежно вылезают наработанные штампы.
Скажите, пожалуйста, где вам интереснее работать, в кино или в театре?
В театре.
Почему?
Сниматься в сериалах очень заманчиво в плане финансов, не чета театру. Но я не раз присутствовал при том, как пишется очередная серия. Сидят несколько человек в кабинете, и один у другого спрашивает, к примеру: «Маш, а что бы он тебе ответил?» и задает какой-нибудь вопрос. И так они работают. А потом артист, приходя на площадку, зачастую переписывает написанное под себя. Это о чем говорит? О том, что сценарии пишут непрофессионалы. Да и где их взять, когда такое количество сериалов, не бывает столько профессиональных драматургов. А ведь сценарием должен заниматься человек, что-то понимающий в движениях души, в том, кто и как должен исполнять. Поэтому я говорю — засилье непрофессионализма. Какой там интерес.
А если говорить о хорошем, профессиональном кино?
В хорошем, профессиональном, конечно интересно сниматься. В кино, работая на камеру, ты можешь какую-то мысль передать одними глазами. В театре же никто, кроме людей, сидящих в первом-втором ряду, не видит моих глаз, поэтому приходится играть жирными мазками, форсировать — чего не нужно бы делать в кино.
Но в театре есть возможность прийти к персонажу путем репетиций, прогонов. В кино этого зачастую не бывает, потому что ты приходишь и сразу же выдаешь то, что умеешь, что уже наработано. Если ты хороший большой мастер, ты будешь интересен. А есть артисты даже большие, я их видел, но им требуются репетиции, поэтому зачастую в сериалах они неинтересны. А в хорошем кино, где есть хорошая литература и период репетиций — интересны. Недаром кино раньше долго снималось.
Скажете, каков артист Олег Яковенко в жизни?
Дотошный (смеется)
Что вам ближе, созерцательность или активность?
Если брать эти два качества, то первое. Активничать мне приходится себя заставлять. К московской суете я привык, но она мне не близка. Мне по настроению ближе Питер. Но в то же время я не люблю какого-то застоя. Мне нужно всегда что-то делать, что-то придумывать. В принципе, мне даже с самим собой не скучно. Бывают публичные люди, которым всегда необходимо находиться среди других, но мне это не нужно, нет потребности. У Ницше есть такие слова: «...Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины...». Наверное, это близко для всех людей, стремящихся связать себя с искусством. Пусть отчасти.
Виктория Берг
См. также:
Калининградский областной драматический театр
Афиша Калининградского драматического театра