Незнакомая «Незнакомка»

2 июня 2017 г. в драмтеатре состоялась премьера театральной фантазии о любви «Незнакомка» театра «Содружество актёров» Николая Захарова.

Согласно программке, данный спектакль это: «История большой любви… Он ищет женщину-мечту… Она ищет земную, плотскую любовь… Поиски счастья и гармонии – на разных пространствах жизни». И всё это на фоне музыки, танцев и поэзии Серебряного века. Заманчиво, не так ли? Судя по полному залу, весьма заманчиво. Оправдались ли ожидания? Сложно сказать. Калининградский зритель – благодарный зритель. Аплодисменты раздавались не только во время исполнения вокальных и танцевальных номеров, но и в конце спектакля. И довольно бурные. Но были и те, кто ушёл сразу же после первого акта. Попробуем разобраться, что удалось, а что нет.

То, что со сцены звучали любимые многими строки Александра Блока, Анны Ахматовой, Андрея Белого, Саши Чёрного, Валерия Брюсова, Сергея Есенина и других поэтов – несомненно, прекрасно. Плохо, что не всё по разным причинам было хорошо слышно. Особенно когда пела Марина Наумова. Если бы я не была знакома с творчеством этой вокалистки, то составила бы о ней не очень лестное мнение. Хотя брюсовское «Свеча горела на столе» и романс на стихи Марии Пуаре «Я ехала домой, душа была полна» всё же оставили хорошее впечатление.

Балетные миниатюры подчёркивали иллюзорность происходящего, но не всегда точно ложились на текст. Декорации, весьма минималистичные, съели пространство сцены, и танцовщикам порой было сложно воплощать замысел режиссёра.

В основу спектакля легла блоковская «Незнакомка» и время, описываемое поэтом. Стихотворение (его нередко ещё называют балладой) разделено на три части: в первой идёт описание повседневной жизни; во второй читатель вместе с героем переносится в иллюзорный мир, созданный игрой воображения автора; в третьей – явь и мираж встречаются в одном пространстве. Режиссёр следует за замыслом поэта и переносит зрителя в небольшой зальчик ресторана, быть может, чем-то похожий на тот, в котором, по словам Блока, он черпал новый жизненный опыт, связанный с погружением на «грязное дно жизни». Здесь четверо мужчин (почему-то) занимаются спиритизмом и узнают о пришествии «вечной женственности», ранее не посещавшей землю. В их хмельном воображении возникает образ изысканной, утончённой дамы, внезапно появляющейся в заведении.

Всё первое отделение она молча «всегда без спутников, одна, дыша духами и туманами» плавно скользит по сцене, не задерживаясь ни на минуту. Поэт чёрный, Поэт белый и Неизвестный поэт влюблены в эту идеальную женщину, в некий образ Прекрасной дамы. Они обожествляют её и преклоняются в самом начале, а позже сравнивают с вьюгой, уносящей их в тёмные дали, но не приносящей счастья и удовлетворения. В дуэте Незнакомки и Поэта белого уже говорится о другом проявлении любви – страсти – жгучей, как воронье крыло, и опасной, как клинок. Любовь этих персонажей так велика, что её можно приравнять к служению чему-то неземному, может быть, звёздам. Что и делает Звездочёт. Он нарекает свою звезду Марией (древнееврейское имя Мариам или Мириам, означающее «любимая», «желанная»).

И вот явь и мираж встречаются. Встречаются и расходятся. В ожидании лучшего, неведомых духовных и душевных переживаний, поверив в недосягаемость мечты, герои не узнали свою Незнакомку. Не состоялась заявленная автором спектакля «История большой любви». Остались лишь одни поиски. И убедительнее всех искал свою любовь Андрей Вареницын – Поэт чёрный.

На протяжении всего действия на сцене периодически шёл снег, а на заднике менялся видеоряд. В основном это был зимний, туманный, безрадостный пейзаж или глубокая бездна неба с мертвыми, застывшими звёздами. Исключением стали ярко алые рубахи псевдоцыган, мерцание свечей в полумраке церкви и всполохи света во время исполнения танца под музыку «феникса импровизации» И. С. Баха (сразу же после рассказа о знаменитой танцовщице, исполнившей номер в одной накидке, выбивающегося из сюжетной линии). Холодно и неуютно было от этих картин. Понятно, что «серебряники» творили в период декаданса, когда в философии, искусстве и литературе царили настроения пассивности и безнадежности. Но ведь они были бунтарями, воспринимавшими искусство как средство для накопления и сохранения прекрасного. «Природа создаёт недоделанных уродцев, – чародеи совершенствуют Природу и дают жизни красивый лик», – говорил Константин Бальмонт. Вы можете себе представить ноющих футуристов Маяковского или Рюрика Ивнева, написавшего: «О, как ни смейся, как ни рассуждай, Как ни хитри, цепляясь за софизмы, В тебе самом – твой ненасытный рай И ключ от всей многообразной жизни»? Символисты не любили, когда их называли декадентами и само слово «декадент» считали бранным, ушедшим далеко в прошлое. Себя же они видели оптимистами, ликвидаторами застоя и пессимизма в общественном мировоззрении и литературе.

Мне могут возразить, что художник имеет право на свое видение. Согласна, имеет. Но он должен понимать, что берёт на себя ответственность за то, как его слово или призыв, отзовутся в умах зрителей. Как сказал Константин Бальмонт:

Бог создал мир из ничего,
Учись, художник, у него, –
И если твой талант крупица,
Соделай с нею чудеса,
Взрасти безмерные леса
И сам, как сказочная птица,
Умчись высоко в небеса,
Где светит вольная зарница,
Где вечный облачный прибой
Бежит по бездне голубой.

Н. Гора