«Наша задача, чтобы человек пришел на концерт с "калинкой-малинкой" в голове и ушел с отпавшей челюстью»

Интервью с художественным руководителем Калининградского оркестра русских народных инструментов Андреем Степаненко.

Андрей, в 2021 году оркестру исполняется 30 лет. Вы руководите им с 2013 года — чем жил коллектив все это время, что представляет собой сейчас?

О том, чем живет коллектив, можно судить, в первую очередь, по его репертуарной политике и по тому, на каких площадках он выступает. Мы регулярно даем концерты в Кафедральном соборе, в Калининградском драмтеатре, выступаем на сцене театра эстрады «Янтарь-холл». И где бы оркестр ни выступал, это всегда предварительная серьезная подготовка. Я, как художественный руководитель, стараюсь подбирать программу с учетом многих факторов. Например, то, что хорошо будет на сцене драмтеатра, в силу ряда причин может не пойти на сцене Кафедрального собора. Формат площадки диктует свои условия.

У нас сложилось многолетнее плодотворное сотрудничество с Кафедральным собором. Вера Гориславовна (директор Кафедрального собора, прим. ред.) проделала огромную работу. Сейчас собор — не просто органный зал и обязательная точка туристического маршрута, а полноценная оборудованная концертная площадка с частыми фестивалями, большими именами, конкурсами. На этой сцене выступать престижно, и мы стараемся соответствовать.

14 ноября оркестр дал концерт с замечательной органисткой Ладой Лабзиной — одной из ведущих представительниц российской органной школы. В программе прозвучали переложения шедевров русской классической музыки. Особо хочу отметить исполнение цикла «Картинки выставки» Модеста Мусоргского — благодаря необычному тембровому сочетанию оркестра и органа, акустике собора, известное произведение открыло зрителю какие-то неожиданные смыслы. Такие концерты — знаковые события в жизни калининградского оркестра.

Каждые год-два у нас какие-то приобретения. В этом году появился целый ансамбль мандолин. Инициатором стал Роман Бурматов, музыкант, приехавший из Иркутска. Мы попробовали, сделали номер, итальянское попурри с мандолинами. В Калининграде такого не слышали, в России такого прецедента не припомню тоже — чтобы с народным оркестром играл целый ансамбль мандолинистов.

Цимбалы — тоже калининградская «фишка». Школа цимбалистов — это Минск, Белоруссия, в России цимбалистов практически нет. А у нас они есть.

Талантливые ребята на контрабасах играют с оркестром. Вообще этот принцип, когда музыканты играют соло с оркестром, у нас очень хорошо развился. Даже есть программа «Оркестр и солисты». В частности, на концерте юбилейном тоже будут несколько номеров, представленных нашими музыкантами, которые будут играть соло.

Вы говорили, что оркестр играл с органом, еще, помнится, была программа с симфоническим оркестром «Калининградские мейстерзингеры» — как музыканты реагируют на такие новые формы?

У нас это давно вошло в практику, такая художественная политика. Все рады, ведь это возможность творить, не закостеневать в каких-то там рамках. С самого начала я взял курс на многожанровость. Народный оркестр — сложный организм в плане понимания, как с ним вообще работать.

Например, есть оперный оркестр — что играет? Оперу. Всё. 30 лет назад ты играл Чайковского и через 30 лет ты будешь играть «Иоланту», «Пиковую даму» и т. п. Если ты играешь в симфоническом оркестре, то это симфонии, оратории, мессы. Хотя, конечно, сейчас и симфонические коллективы играют рок-концерты и прочее-прочее — тоже жанровые рамки пытаются раздвинуть, потому что любой коллектив должен развиваться. У народного оркестра такая же история — мы не можем играть, как «при царе Горохе». В консерваториях нет такой установки, чтобы ты играл только обработки русских народных мелодий: студенты исполняют как классику, так и очень сложную современную музыку. Баянисты, балалаечники, домристы — условно «народники». Если для нас написаны какие-то академические сложносмысловые вещи (их немало), мы должны иметь возможность знакомить с ними слушателей. Как художественный руководитель, я готовлю оркестрантов к тому, чтобы оркестр, как инструмент, мог работать с любой музыкой.

В 2019 году мы играли «Гоголь-сюиту» Шнитке в переложении. Музыка непростая, современная, хоть и не Concerto Grosso, не Первая симфония, но, тем не менее, довольно-таки прихотливая музыкальная ткань. Особенно в сочетании с органом. Без навыка работы с подобным материалом достойно оперативно подготовиться к такому концерту невозможно. Если ты оркестр держишь на каком-то ординарном репертуаре для городских праздников, если ты не подготовил коллектив морально и музыкально, ничего не выйдет.

Был ли готов к этому оркестр, когда вы пришли в него?

Были проблемы. Самый первый «бабах» у нас был, когда мы делали концерт с Марией Власовой, это замечательная аккордеонистка, преподаватель института имени Гнесиных, одна из ведущих современных аккордеонистов, исполняющих академическую музыку. Она приехала с интересной программой: «Семь еврейских песен» Броннера, «Viva Voce» Подгайца, какие-то вещи Пьяццоллы и что-то еще. Для нее «Viva Voce» в сущности несложный концерт, который она постоянно играет.
«Я, — говорит, — попроще возьму. Что мы тут будем...» А когда оркестранты увидели эти ноты, хором сказали: «Андрей Аркадьевич, мы это не сыграем. Зачем позориться?»

Мы месяц плотно работали с программой. Пришлось объяснять, что это за язык, почему так. Звонил композитору, Михаилу Борисовичу Броннеру, мы с ним дотошно по партитуре обсуждали нюансы. Мне важно было самому вникнуть в смыслы, чтобы было что сказать музыкантам. И мы это сыграли. Думаю, что и артисты ощутили некий качественный скачок в работе.

Дальше, при следующих соприкосновениях с серьезной музыкой, такого большого сопротивления уже не было. У многих существует внутреннее отторжение от непонимания более сложного языка современного искусства. Поэтому надо объяснять, готовить к этому публику. Чтобы не было вопросов «а зачем?», «а кому это надо?» У меня ответ простой — это надо мне, как дирижеру. А дирижер во главе оркестра — это еще и человек, ставящий просветительские, воспитательные задачи.

Но публику нужно привлечь на такой концерт, стереотипы все-таки очень сильны.

Вы сейчас тоже находитесь в плену стереотипов. Публика давно уже к этому готова. Особенно остро это показала пандемия — люди были вытолкнуты из своей зоны комфорта, из привычного ритма жизни, каких-то маленьких радостей. Они вдруг поняли, что мир сложнее, чем их маленький мирок. Есть определенные формы соприкосновения человека с этим миром — когда он в бытовом своем сознании находится, он не знает, что ему это надо. Ну вот, например, человек никогда не занимался спортом. Начинает: мышцы болят, идти в зал неохота. Месяц мучается, два, на третий говорит — как я без спортзала жил? Как сосиска. А сейчас я себя чувствую здоровым.

Ребенок хочет уроки учить? Надо идти у него на поводу, говорить «иди в компьютер поиграй»? Нет, мы так не поступаем, потому что хотим чтобы он развивался.

Так же и дирижер — он должен хотеть зрителю добра, а следовательно, стараться вместе с ним приподняться над собой прошлым, открыть ему что-то новое, затронуть спящие струны души.

Чего бы вам как музыканту и художественному руководителю хотелось в перспективе? В идеале.

Из области фантастики: на месте Дома Советов построить филармонию. Как в Гданьске — с большими репетиционными помещениями, качественным акустическим залом. Там поместить все музыкальные коллективы, ввести единый культурный менеджмент, подтянуть материальную базу, чтобы и артисты себя нормально чувствовали, и зрители получили возможность ходить в хороший концертный зал. Слушать, например, на этой неделе народный оркестр, на следующей — симфонический, через неделю — духовой, в хорошем зале, с хорошим репертуаром, с хорошими солистами. Вот это было бы в идеале. Конечно, такое вряд ли когда-то будет, тем более, что строится целый культурный кластер федерального подчинения и трудно понять сейчас, как это скажется на работе таких региональных коллективов, как наш.

А чего бы вы хотели для оркестра?

Есть проблемы с кадрами: в оркестр требуется гобоист, исполнители на ударных инструментах. В плане работы... да в принципе, мы все хорошо делаем. Все путем идет, много планов, задумок. Оркестр развивается. В коллективе обновился состав, появились свежие творческие силы из разных регионов России. Несмотря на все ограничения и отмены выступлений, юбилейный год оказался плодотворным. Например, удалось осуществить проект общенационального значения — масштабное русское действо «Сказание об Александре Невском» с хором, чтецом и органом, состоялось памятное выступление в Санкт-Петербурге, в прекрасном зале певческой капеллы. Сейчас мы активно готовимся к юбилейному концерту.

Хочется, чтобы в Калининграде был фестиваль народных оркестров, приезжали интересные коллективы. Чтобы публика понимала, что народники — это некая разноплановая субкультура, что это современно, увлекательно. Представляете, на сцене «Янтарь-холла» три-четыре народных оркестра, что-то такое мощное, интересное, к чему можно двигаться. Здесь такой фестиваль должен быть — регион сейчас привлекает очень большое внимание и такие крупные культурные события повышают туристическую привлекательность. Тем более, что Калининградская область является частью России, должна быть какая-то «движуха», связанная и с народниками.

На какую аудиторию рассчитан подобный фестиваль?

Сегодня все очень быстро меняется, скорости другие, восприятие жизни — то, что работало год назад, сейчас вообще не работает. И мы тоже должны меняться, чтобы не воспринимали нас как динозавров. Для любого вида искусства самое страшное — стать «пыльным занавесом». Интересно быть созвучным новому поколению, двадцатилетним. Мы ищем новые формы, не забывая о добрых традициях, никто не говорит, что от них нужно отказаться.

Сейчас вообще удивительное явление происходит — поколение, которое знало народный оркестр как какой-то коллектив для бабушек, ушло. Пришло поколение, которое ничего не знает, чистый лист, готовы всё это воспринимать. Балалайка — клёво! Домра — чётко! У них свежий взгляд, и это работает. Для них баян — современный инструмент. А если к нему «примочку» электронную подсоединить? Что-то еще сделать?

Важно воспитать ощущение здорового самосознания у молодежи, гордости за национальную культуру, которая не может быть пыльной. Ты пойди, расскажи какому-нибудь мексиканцу или австралийцу, что их национальная культура — утиль: покрутят пальцем у виска или закидают чем-нибудь. Это их корни, их традиции, предмет гордости. Мы-то чего стесняемся? Свою культуру не ценить, относится к ней с пренебрежением — глупо, это же о тебе говорит, в первую очередь. Когда есть понимание, что народные инструменты не нафталин, а часть твоей культуры, появляется гордость. Дети родителей принимают такими, как они есть. У кого-то папа тяжелоатлет, у кого-то бизнесмен, у кого-то президент; а есть мой папа — он самый лучший. И неважно какой он — с пузом, лысый — это мой папа. То же самое здесь — это моя культура, она не может быть плохой, потому что она моя.

Пока не будет этого понимания, ничего не получится. И это наша задача, оркестра — привить любовь, сломать стереотипы, чтобы человек пришел на концерт с пресловутой «калинкой-малинкой» в голове и ушел с отпавшей челюстью. Ты не потеряешь зрителя, если ты с ним честен. Если делаешь то, что тебя самого волнует, будоражит. Работы очень много, надо не жаловаться, не ждать у моря погоды, просто делать и всё. Другого выхода нет.

Виктория Берг

Фото из архива Андрея Степаненко и группы оркестра в ВК

См. также:

Афиша Калининградского оркестра русских народных инструментов
Другие интервью с калининградскими, российскими и зарубежными деятелями культуры
Калининград. Культура